В России из ствола дуба вырезали идол Перуна, перед которым возжигали вечный огонь, добытый путем трения дубовых чурок. Дуб звали Ивановым деревом, и летом, на праздник Ивана Купалы, всех Иванов украшали дубовыми венками. Византийский император Константин Багрянородный в трактате "Об управлении юсударством", описывая водный путь руссов, приплывавших на однодревках в Константинополь, пишет, что пройдя переправу, «они достигали острова, называемого святым Григорием, и на этом острове совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные приносят куски хлеба, мяса и что имеет каждый, как требует их обычай. Насчет петухов они бросают жребий — зарезать ли их (в жертву), или съесть или пустить живыми".
Дуб – дерево Громовержца, следовательно, петухов на о. Григория (Хортице) посвящали именно Богу грозы. Однако дуб почитался не только как дерево громовержца, в нем также видели олицетворение дожденосной тучи. На Украине существовал обряд призывания весны, которая должна была принести дождевые облака и нарядить леса и луга в зелень и цветы. В Троицкую неделю в кругу срубленных березок устанавливали увитую травами, цветами и лентами жердь с колесом наверху и окапывали ее небольшим рвом. Эту жердь называли игорным дубом. Такая же жердь, устанавливаемая между Киевом и Перяславлем, называлась сухим дубом.
Вокруг этой жерди совершали игры и пели следующую песнь: «Развивайся сухiй дубе! / Бо на тебе мороз буде./ - Я морозу не боюся, / Прiйде весна – разовьюся». «Развивание» дуба «должно было стимулировать развитие растительности». Обряд «развивания», первоначально связанный с культом растений, впоследствии вошел в круг русальной обрядности, приобретя иной смысл.
В русских обрядах проводов весны плодородие и весна олицетворялись в образе молодой женщины, закутанной в белые простыни. Ее называли Кострома, что связано с рус. «костерь», «костра» и другими обозначениями коры растений; ср. также чеш. kostroun, «скелет» (шутливое). Кострома выступала с дубовой ветвью в руках в сопровождении хоровода. При ритуальных похоронах Костромы ее воплощало соломенное чучело женщины или мужчины. Чучело сжигали или разрывали на части с обрядовым оплакиванием и смехом, потому что Кострома воскресала.
Дуб или дубовая ветвь в этих обрядах выступали как «символ Перунова дерева-тучи: зима, похищающая дожди, иссушает его благодатные соки и оно так же цепенеет от стужи, как и земные деревья в период зимних месяцев; с весною оно оживает и начинает цвести молниями». Своей громовой палицей Перун сверлил дождевую тучу, так же как ведийский Индра буравил дерево-тучу, вызывая из нее молнию. «Отсюда объясняется почему сказочные герои, в лице которых фантазия олицетворяла бога-громовержца, метателя огненных стрел, рождаются из обрубка дерева (полена)».
Связь дуба с грозовой тучей, блещущей молниями, отчетливо видна и в представлениях о ведьмах, заставляющих течь из дерева молоко: «В Калужской губ. у Мещовска стоят два сухих дуба, под которыми, по местным рассказам, собираются ведьмы на свои шумные игрища. ...По русскому поверью, ведьмы втыкают нож в дерево и тем самым заставляют течь из него молоко, т. е. вонзая острие молнии в дерево-тучу, ведьмы проливают небесное молоко дождя».
В русских заговорах на тоску и любовь говорится о «мокрецком дубе»: «нигде тоску не приняли, нигде тоску не укрыли; кинулась на о-в на Буян, на море на Окiан, под дуб мокрецкий». «На море на Океане, на острове на Буяне, на полой поляне, под дубом мокрецким, сидит девица красная, а сама-то тоскуется… в тоске неведомой…». В заговоре на любовь веткой с этого дуба «просят беса зажечь сердце девицы».
Еще одно представление связывало дуб с «сырым» нижним уровнем мироздания. Т.В. Топорова, реконструируя формулу «сырой дуб - мать сыра земля», приходит к выводу, что «появление атрибута сырой обусловлено стремлением создать «мужской» противовес «женской» формуле мать сыра земля», так как «на уровне семантических мотивировок оба элемента словосочетания отражают идею низа». Основывается этот вывод на вероятном (по Фасмеру) происхождении «русск. дуб от и.-е. dheub- ‘глубокий, полый’ (гот. diups ‘глубокий’), лит. dubùs ‘глубокий, полый’, слав. dъbno, русское дно, др.-прусск. padaubis ‘долина’». Достигая верхушкой верхнего уровня, а корнями уходя на самый нижний, дуб выступал не только древом громовержца, но и Мировым древом.
Использованные материалы:
- С. Л. Сказкина. Хрестоматия по истории средних веков, т. I;
- Л. С.Клейн. Воскресение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества;
- Мифы народов мира, т. I;
- А.Н. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу;
- Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Собр. М. Забылиным;
- Т. В. Топорова. Об образе дуба в русских былинах и реконструкции формулы сырой дуб - мать сыра земля // Балты и славяне: пересечения духовных культур. Тезисы докладов международной научной конференции, посвященной академику В.Н. Топорову, 2011г.