Шаманское дерево туру являлось непременным атрибутом не только шаманского чума, но и шаманских камланий. Туру представляло собой молодую высокую лиственницу, которую ставили в центре шаманского чума, выводя вершину через дымовое отверстие, или прикрывали ею дымовое отверстие, положив деревце поверх чума. Считалось, что на ветвях туру отдыхали шаманские духи-помощники в перерывах между камланиями. В представлении шаманов эта лиственница символизировала шаманское вселенское дерево. С одной стороны она выполняла роль духа – охранителя чума, с другой – служила шаману лестницей для путешествия по мирам. Роль туру мог выполнять также самый высокий шест в остове чума, где проходило камлание, или лиственница, стоявшая за чумом. По туру шаман поднимался в верхний мир для общения с духом-хозяином верхнего мира, к нему же подвешивались шкурки пушных зверей - "подарки" для этого хозяина.

В шаманской мифологии эвенков связь между мирами осуществлялась либо по дереву, либо по реке. Однако представления о шаманской реке, связывающей нижний мир с верхним, являются более поздними по сравнению с представлениями о дереве-лестнице. Об этом свидетельствуют археологические данные, по которым все погребения эпохи расцвета материнского рода, ориентированы по солнцу, а ориентация позднепалеолитических захоронениях выдерживается уже строго по реке, что связано с установлением отцовского рода, появлением металла и необычайно высоким развитием рыболовства.

Комплекс верований, связанных с представлением об основополагающей роли дерева в мироздании, характерен для всех тунгусо-маньчжурских народов. Согласно эвенкийским мифологическим представлениям в каждом мире трехчленной вселенной имелось по одному центральному дереву - туру. Становление эвенкийского шамана начиналось в нижнем мире (хэргу буга), у вселенского шаманского дерева, к которому звериный дух-предок шамана харги приводил избранника. Харги преследовал цель своего воплощения в сородиче, избранном им для шаманского служения. Для этого должно было осуществиться превращение человеческой души избранника в звериного духа, который и становился "звериным двойником шамана-человека". Такое превращение происходило с помощью матери-зверя шамана, обитающей у основания дерева. Она уничтожала прежнюю духовную субстанцию, создавая вместо нее новую - звериного духа-двойника, высшую шаманскую душу.

В селькульпской мифологии отражены представления и о вертикальном, и о горизонтальном строении мира. Вертикальное строение большей частью зафиксировано у групп северных селькупов, в сказаниях южных селькупов выражено слабо. При вертикальном строении мира на небе, представляемом двухъярусным, на верхнем ярусе - невидимом людям - находилось озеро, на берегу которого росло 7 священных жертвенных деревьев: три принадлежали "Орлиной половине" селькупов, три - других - "Кедровки половине", а седьмое было главным и общим для всех селькупов - "номты кассыль по" - "небесное (небу) жертвенное дерево" (берёза). Кроме этих семи деревьев у озера росли еще два дерева: одно называлось «седьмого неба озерное дерево» , другое — «ручейное рыбное озерное дерево».

Первоначальной территорией обитания орочей была р. Тумнин на побережье Татарского пролива, где орочи взаимодействовали с ульчами и удэгейцами. Этноним "орочи" происходит либо от орон (тунг. "олень"), либо от ороч - "новорожденный медвежонок". Возможно, вторая этимология более верная, во всяком случае шаманский культ медведя был у орочей весьма развит. Птицы и медведи считались духами-помощниками шамана, и на шаманском дереве, которое было привезено с орочского мольбища на р. Тумнин, можно видеть изображения таких птиц и медведей. Такие же изображения наносились и на шаманские посохи, например, их можно видеть на двух посохах, принадлежавших шаманке с того же мольбища. Орочи считали, что эти духи-помощники защищали шаманов от злых духов, помогали передвигаться по мирам и являлись советчиками. Во время обряда их оживляли, для чего надевали стружки из дерева жизни — черемухи или вяза, ивы.

Когда кто-то из сахалинских нивхов становился шаманом, для него устанавливали ель, у которой обрубали все ветви кроме четырех: считалось, что на них садятся во время отдыха духи-помощники шамана. Такая ель называлась чуң чхар (дерево чуң). Вокруг этого дерева втыкали по два прута от пяти деревьев: ольхи, рябины, клена, тальника и черемухи. На Амуре тоже устанавливали в этом случае дерево, называемое чамчэдьир — шаманское сухое дерево. У его основания ставили деревянного идола-сторожа, который следил за тем, чтобы на дерево не садились посторонние, не обслуживающие данного шамана, духи. После установки такого дерева тесть будущего шамана изготовлял для него шаманские атрибуты.

Нганасанский шаман видел шаманское дерево в болезненном сне. В течение длительного времени он был подвержен приступам мучительной шаманской болезни, во время которой проходило его шаманское становление. По рассказу одного из самых знаменитых нганасанских шаманов - Дюхадье, он болел три года и в течение трех дней вообще считался уже умершим. В эти три дня он проходил посвящение в шаманы. Находясь в забытьи, он видел себя спускающимся куда-то и затем идущим по воде. Когда будущий шаман дошел до середины моря, он услышал голос "верхней болезни", который объявил, что шаманский дар ему дан хозяином воды и что отныне его шаманским именем будет "Гагара". Продолжив путь и дойдя до хозяйки воды, он получил от ее мужа, главного подземного хозяина, двух проводников по дорогам всех болезней - горностая и мышь, с которыми "продолжал свой путь дальше до преисподней". Обойдя семь чумов различных болезней и ознакомившись с "путями" этих болезней, Дюхадье со своими проводниками пришел к девяти озерам, которые кишели многочисленными птицами с птенцами. На одном из озер был остров, а посередине этого острова росло дерево, похожее на молодую лиственницу, но такую высокую, что ее верхушка доставала до неба. Это было дерево Хозяина земли. Рядом с деревом росло семь трав - родоначальников растений, известных нганасанам.

У ульчей, как и у нанайцев, пихта считалась священным деревом и была связана с их происхождением. А.Золотаревым записан ульчский миф о девушке, жившей в стволе пихты. От этой девушки и произошли ульчи. Согласно другому варианту было два дерева - пихта и кедр. В корнях пихты жила девушка, а в корнях кедра - юноша; от их брака и пошел ульчский народ. Еще один вариант жилищем девушки называет кедр, в корнях которого она жила, а жилищем юноши по имени Кондолину корни растущей рядом с кедром пихты. Парень и девушка были сестрой и братом и вступили в кровосмесительный брак - "пошли жить в кедр".

В случае тяжелой болезни шаман совершал камлание небесным божествам у специально выбранного для это цели живого тополя потоха. На его восточной стороне делали затес и треугольное углубление вершиной вверх. Под деревом ставили угощение богам в виде водки, крови животного, каши. Затем маленькие кусочки каждого угощения клали в этот треугольник. Шаман просил милости и здоровья для больного. Такое дерево нельзя было трогать, ломать — иначе больной мог заболеть еще больше и даже умереть. Для обряда выбирались крепкие, молодые деревья. В настоящее время из-за невозможности сохранить дерево в неизменном виде стали отрезать фрагмент дерева, отметив сначала его восточную сторону. На ней делают треугольное углубление, приносят домой, где и совершается обряд. Это дерево, а также его часть, называется пиухэ. Пиухэ считалось священным деревом, ритуал выделения и обожествления пиухэ назывался тэвури (досл. – посадить, установить). Треугольное углубление - это главная часть, в которой содержалось пиухэ. Тяжелобольные простые старики молились по ночам о здоровье, преклонив колени перед тремя священными шестами - символами богов арингтари или арингторго. Эти три шеста представляли собой совокупность девяти небесных деревьев потоха, у корней которых жили пестрые кабаны, а в ветвях - небесные зайцы гурмэн токса, увешанные бубенчиками. Жертвы которые приносились этим божествам в течение трех дней, попадали к этим божествам.

«Этого дерева нет ни на земле, ни на небе, - оно есть только в шаманском сне»... Нанайцы называли его конгор дягда яло туйгэ (где конгор - звук колокольчика, дягда - сосна, яло - вселенная, туйгэ – священный столб). По некоторым представлениям оно росло из нижнего мира и верхушкой доставало до верхнего, по другим - это было небесное дерево, на котором висели рога, вместо листьев у дерева были медные зеркала (толи) и колокольчики (бубенчики). У нижнеамурских нанайцев сохранился миф о происхождении шаманства в связи с этим деревом: герой срубил его каменным топором и, собрав росшие на нем шаманские аксессуары в мешок, принес их людям. В варианте после долгого пути герой нашел это дерево с листьями-зеркалами растущим на сопке. Дерево караулил священный небесный заяц гурмэн токса с колокольчиками. Герой убил зайца и собрал с дерева предметы, необходимые для шаманства. С тех пор люди начали шаманить.

При всех различиях, касающихся количества шаманских деревьев и их особенностей, общим для шаманства в целом, было представление о вселенском дереве-пути, благодаря которому шаман мог совершать свои путешествия по мирам и переходить из одного мира в другой. Поэтому у жилища каждого шамана обязательно водружался аналог этого вселенского дерева либо в виде срубленного деревца, либо в виде одного или нескольких столбов, жердей, увенчанных одной или несколькими фигурками птиц. Такие столбы назывались шаманскими деревьями и перед ними шаман отправлял культ - приносил жертвы своим духам-помощникам и возносил благодарения или мольбы духам. Кеты и селькупы даже называли такой шаманский столб «жертвенным деревом». Роль и назначение шаманского дерева наглядно проступают из слов ритуальной песни селькупского шамана: «У дерева жертву небу приношу, а мольба моя по дереву вверх поднимается».